Среди всевозможных типов людей есть порода так называемых «бунтарей», которые находятся в постоянном противостоянии то отдельным людям, то организациям, то всему обществу. Так происходит не потому, что они принципиально несогласны с какими-то мнениями, положениями или установлениями, а потому, что у них такая натура. Но такие люди – оппозиционеры по натуре – не столь уж часты. Подавляющее большинство стремится к мирному житию в согласии с окружающей средой и, в отсутствие крупных социальных потрясений, принадлежит к числу благонамеренных бюргеров. Быть благонамеренным бюргером весьма приятно: ты делаешь своё дело, честно зарабатываешь, платишь налоги, не участвуешь в сомнительных деяниях и, с какой стороны ни посмотри, олицетворяешь собою истинную добропорядочность. Благонамеренному человеку его образ жизни нравится. Он полагает его во-первых праведным, а во-вторых правильным. Отсюда следует вполне логичный вывод: ведущие иной образ жизни поступают неправильно, вследствие чего подлежат осуждению. Благонамеренность свойственна не только обычной жизни, но и духовной тоже. Благонамеренный христианин исправно ходит к мессе, молится, читает Библию, постится, исполняет все предписанные обряды и с большим осуждением смотрит на тех, кто не поступает так же. Вроде бы ничего дурного в такой благонамеренности нет, но по какой-то причине, заняв господствующее положение, она становится очень жестокой. В больших городах типа Москвы это не слишком заметно, но в населённых пунктах более скромных масштабов нет ничего более страшного, чем благонамеренные граждане, которые, занявшись совместным осуждением какой-нибудь заблудшей овцы, могут запросто сломать человеку жизнь. «А вы знаете, что такой-то сделал? Ах, ах,ах, как ужасно, как хорошо, что мы не такие». И хорошо, если благонамеренность не имеет возможности пойти дальше разговоров. Но там, где могла - например, в протестантских колониях Америки – согрешивший или даже просто инакомыслящий наказывался самым суровым образом, причём в момент наказания вся община чувствовала себя тем самым Херувимом с огненным мечом, который преграждал Адаму и Еве вход в Эдем после их грехопадения и изгнания. Однако, много ли стоила и стоит сия благонамеренность и добропорядочность? Действительно ли она такова, какой хочет себя представить?

Совсем недавно в рамках «Лютеранской традиции» мы говорили о Церкви в период нацизма, о благонамеренных христианах, с восторгом поддерживавших фюрера и исправно доносивших на тех, кто мыслил иначе – в том числе и на собственных пастырей. Эти люди были вполне добропорядочны, но именно в силу означенной добропорядочности они активно поддерживали сатанинский режим, принесший народам Европы неисчислимые бедствия. Впрочем, можно найти примеры из намного более близкого времени. В нашей общине были люди, считавшие себя супер-добропорядочными христианами. Они не расставались с Библией и при каждом удобном случае ссылались на неё. И именно в сознании своей добропорядочности они написали мерзкое подмётное письмо, подписи под которым не менее добропорядочный г-н Брауэр так и не решился обнародовать! Много ли стоит такая добропорядочность? Думаю, что очень мало. Однако эти люди полагают нечто совершенно обратное. Они вполне могли бы сказать вместе с фарисеем: «Боже, благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь». Впрочем, у них эти слова должны выглядеть более современно: «Боже, благодарим Тебя, что мы не такие как Лотов, Азиков, Тарасенко и иже с ними». Они просто-таки сияют от собственной добропорядочности как фарисей из притчи. Но много ли добропорядочности было у фарисея, если даже в молитве он не постеснялся выразить презрение к ближнему? Самое интересное, что выразив презрение, он согрешил, но даже не понял этого и потому, вместо того, чтобы остановиться и покаяться, продолжал процесс самолюбования. В этом ужас положения фарисея. Он считает себя праведником, но на самом деле он – грешник, который не понимает своей греховности и продолжает грешить. А потому, думая, что шествует путём благодати, идёт к проклятию, к смерти.

В отличие от фарисея мытарь не считал себя благонамеренным и добропорядочным – он был грешником и прекрасно это понимал. А если бы даже хотел об этом забыть, его благонамеренные соплеменники немедленно освежили бы его память. Естественно, что жить ему было намного тяжелее. Ведь вместо греющей душу добропорядочности он нёс на себе чувство вины перед Богом, стыд за свои деяния. В отличие от фарисея, ему нечем было хвалиться. Он мог надеяться только на милость Божию, потому что больше надеяться было не на что. Но именно поэтому он обращается к Богу правильно, моля Его только об одном – о милости. Именно поэтому Христос говорит, что мытарь оправдан более, нежели фарисей. О, если бы все понимали это! Если бы все люди понимали, что самый добропорядочный человек - такой же недостойный грешник, как и тот, кого он презирает и осуждает! Апостол Павел понимал это очень хорошо. Бог соделал его Своим избранным, апостолом язычников, наделил его многими дарами. Мы почитаем его как титана веры, как одного из величайших служителей Господних. Но этот великий служитель написал: «Верно и всякого принятия достойно, что Иисус пришёл в мир спасти грешников, из коих я первый». Определение себя как грешника не было позой. Эти слова исторглись из глубины души, которую жгло непроходящее чувство вины за соделанное прежде.

Перед Богом нет ни одного праведного, потому что каждый человек так или иначе нарушает заповеди. Приём для Бога нет никакой разницы, каким именно образом была нарушена заповедь: словом, делом или помышлением. Любое нарушение есть грех, а любой грех ведёт к смерти. Тот, кто, не понимая этого, пребывает в приятном самодовольстве наподобие фарисея, идёт к проклятию и к преисподней. Возможность спасения открывается человеку только через осознание себя как грешника, как недостойного, потому что спасения ищет только тот, кто осознал свою обречённость. Грех ведёт к смерти. Именно поэтому осознание своей греховности, своей духовной нищеты побуждает искать милости Бога и надеяться только лишь на неё. Как сказано в Аугсбургском исповедании, «…мы не можем снискать прощение грехов и праведность перед Богом нашими заслугами, нашими делами … но получаем прощение грехов и праведны перед Богом делаемся по благодати…». Благодать не является неким особым экстатическим состоянием, как это иногда полагают. Благодать есть ничто иное, как милость. Мы получаем прощение по милости. Посему, если мы действительно хотим обрести спасение, то, прежде всего, отринем сознание благонамеренности и добропорядочности, смирившись с осознанием себя как грешников. Но если такое осознание действительно пришло, то уже не остаётся места презрению к другим людям, потому что все они – наши товарищи по несчастью. Они такие же обречённые грешники, не имеющие никаких шансов на будущее вне милости Христа. Люди превозносятся друг перед другом своими заслугами, титулами, званиями, положением в обществе, благонамеренностью, доморощенной праведностью, но для Бога всё сие не более, чем сухая трава, при соприкосновении с огнём истинной святости мгновенно обращающаяся в прах. Поэтому отринем всякую гордыню и самолюбование, попытки возвыситься над ближними, отринем ощущение собственной праведности и придём к Богу именно как ничтожные грешники, не лицемерно, но искренне просящие о милости и прощении. «Мытарь же, стоя вдали, не смел даже глаз поднять на небо: но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! Будь милостив ко мне грешнику! Сказываю вам, что сей пошёл оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится». Аминь.