Когда сегодня мы читаем Евангелие, то порою возникает недоумение – почему первосвященники, книжники и фарисеи столь сильно ненавидели Христа? Настолько сильно, что, захватив Его в Гефсиманском саду, устроили поспешное судилище, бывшее профанацией судопроизводства и тем самым попрали свои собственные законы, которые с такой яростью отстаивали. Ради чего они сделали это? Ради одной единственной цели – уничтожить Иисуса. Чтобы люди, возведшие соблюдение закона в ранг праведности перед Богом, пошли на такое, ненависть должна была быть поистине ослепляющей. Так за что же они столь сидьно ненавидели Спасителя? Если мы будем оценивать сказанное и сделанное Спасителем исключительно с позиций сегодняшнего дня, то никогда этого не поймём, потому что сегодня проповедь Христа, за исключением, быть может, двух-трёх моментов, представляется нам необычайно мирной и благостной. Но для современников Его земного служения она таковой не была. Проповедь Христа была исполнена фундаментальных противоречий с общепринятыми обычаями, с укладом жизни общества и, что самое главное, с воззрениями на праведность перед Богом. С точки зрения нормального добропорядочного иудея учение Христа было скандальным, шокирующим, невозможным. Притча о добром самарянине (если принять во внимание отношения между иудеями и самарянами) является прекрасной иллюстрацией этого утверждения. Причём не стоит думать, что скандальность этой причти, равно как и всего учения Христа, осталась в прошлом. Слово Спасителя и сегодня входит в противоречие с общепринятыми обычаями, а притча о добром самарянине и сегодня сохраняет свой шокирующий характер, потому что, несмотря на весь технический прогресс, в области человеческих взаимоотношений, мы не сильно отличаемся от людей I века.

Кровное, родо-племенное родство издавна было и до сего дня остаётся фактором, разделяющим мир на своих и чужих. Чужими являются все, не принадлежащие к твоему племени. Так было в Иудее, так было во всех остальных государствах. Например, в Писании мы встречаемся с понятием «римский гражданин». Когда, после избиения Апостола Павла, выяснилось, что он - римский гражданин, власти оказались в очень скверном положении, потому что нельзя было просто так избить римского гражданина. Всех остальных можно, а римлянина – нет. Положение о разделении на своих и чужих сохранялось даже тогда, когда всё государство состояло из города и небольшой прилегающей к нему области, причём жители соседних городов и областей принадлежали к тому же этносу. В знаменитых Афинах полноправными гражданами считалась горстка коренных жителей. Те же самые эллины, приехавшие из других городов, считались метеками, вторым сортом, чужаками и не имели никаких прав. Но разве сегодня положение выглядит иначе? Колоссальное число конфликтов, противостояний, оборачивающихся кровопролитием, происходит именно на национальной и расовой основе. Европа решила преодолеть сие явочным порядком, создать мультикультурное общество. Но даже канцлер Германии был вынужден официально признать, что эта попытка провалилась. Точно также лгут те, кто говорит о том, что в Соединённых Штатах живёт одна нация. Не одна, а как минимум четыре. И границы между ними отнюдь не символические. Не менее странная картина в государствах, которые мы привыкли считать чем-то единым. Например, Испания, где кастильцы - это одно, каталонцы – другое и баски – третье. Список можно продолжать долго. Поэтому нынешнее время с не меньшей остротой, чем I столетие, ставит перед нами вопрос: а кто мой ближний?

Кровное родство по-прежнему воспринимается как условие близости. Однако, разве оно непременно создаёт близость? Чтобы убедиться в том, что не создаёт, достаточно посмотреть, как кровные родственники делят наследство. Между тем самый близкий для нас человек – муж или жена – вообще не связан с нами кровным родством. Мужа или жену выбирают (если, конечно, имеет место серьёзный подход к браку), исходя из общности устремлений. Следовательно, духовное родство стоит выше кровного. Но тогда наивысшее родство является нам через Церковь, потому что именно здесь общий дух, которым люди объединены, есть Дух Божий, Дух Святой. Есть и другая общность. Христиане объединены общей судьбой, т.е. обречённостью на смерть; общим источником спасения, т.е. Христом и Его жертвой; общей целью – спасением, достижением Царства Божия, и общим объектом доверия и надежды – Христом-Спасителем. Поэтому обращение «братья и сёстры» не случайность и не формальность – оно отражает сущность происходящего в Церкви. Вернее сказать, того, что должно происходить, но по большей части не происходит. «По случаю один священник шёл тою дорогою и, увидев его, прошёл мимо. Также и левит, быв на том месте, подошёл, посмотрел и прошёл мимо». Это вполне возможно и сегодня, причём в пределах одной общины. Да мы и сами видели изобилие примеров отнюдь не братских отношений. Почему такое становится возможным? Из-за непонимания того, что есть Церковь. Мы приходим в неё, но при этом тщимся сохранить свою прежнюю идентичность. Стоит ли после этого удивляться тому, что русская полиция предъявляет проповеднику обвинение в том, что он совращает народ в «немецкую веру», а немец-колонист вопит: «не надо нам вашего русского бога»? Это вопиющее искажение смысла воцерковления, потому что во Христе все прежние различия теряются, перестают иметь значение. Человек становится избранным Христа, членом избранного народа Божия. Все крещёные просто в силу Крещения, выражающее все единства, о которых было недавно сказано, уже не чужие друг другу, но братья и сёстры во Христе, во Святом Духе, ближние. Пока мы не научимся воспринимать всех крещёных как ближних, наше воцерковление не завершено.

Уже в силу этого христианство противоречит нынешнему обществу, в котором по-прежнему преобладают родо-племенные отношения. Однако, слова Христа ведут нас ещё дальше. Самарянин не был связан со спасённым им иудеем не кровной, ни духовной общностью. Но вопросы общности его совершенно не интересовали. Налицо был человек, терпящий бедствие. Для самарянина не имело значения, кем именно этот человек являлся. Имело значение лишь то, что он оказался в отчаянном положении. И самарянин поступил с ним, как должно поступить с ближним. Христос умер за всех людей, и любой из них может стать Его избранным даже если сейчас таковым не является. Поэтому в каждом человеке верующий должен прозревать прежде всего лик Христа. Соответственно, любой человек, с которым сводит нас жизнь, должен восприниматься как ближний. Именно к этому и ведёт нас притча Спасителя. Разумеется, восприятие человека как ближнего не означает, что этот человек вправе вести себя по-хамски. В подобных случаях не только можно, но и должно давать жёсткий отпор. Однако изначально человек должен восприниматься как ближний, о котором в случае необходимости следует позаботиться.

Воплотить сие в реальность безумно тяжело, потому что всё идёт против: как родо-племенные отношения в миру, так и церковные разделения, при которых конфессиональная принадлежность становится поводом для размежевания, неприятия и ненависти. А то и насилия, как это было в 1203 году, когда доблестное войско крестоносцев вместо того, чтобы идти в Палестину, разграбило христианский Константинополь, не постеснявшись разорить его храмы и украсть реликвии. Слово Христа ставит нас перед труднейшим выбором: чему следовать – Христу или общепринятым нормам? Выбор делать придётся. Эти сущности не совмещаются. Можно формально принадлежать к Церкви, исповедуя систему ценностей мира, однако такое формальное членство не приведёт к спасению. Законник сказал, что для наследования жизни вечной надо любить ближнего, как самого себя, и Иисус подтвердил, что это именно так и есть. Поэтому будем помнить притчу о добром самарянине, ставшую ответом на вопрос «а кто мой ближний», в особенности её завершение: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам? Он сказал: оказавший ему милость. Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай также». Аминь.