Общее противостояние папским притязаниям и заблуждениям римского католицизма побудило деятелей лютеровской Реформации обратиться к Православному христианству. На Лейпцигском диспуте 1519 года Мартин Лютер, провозгласивший, что авторитет папы не является мерилом христианского вероучения и жизни, привёл в качестве примера «греческих христиан минувшего тысячелетия ... которые не были под властью римского первосвященника». На следующий год он заявил, что «русские, белорусы, греки, богемцы и многие другие великие земли в этом мире ... веруют, как мы, крестят, как мы, проповедуют, как мы и живут, как мы». То, что у Лютера было просто полемической интуицией, у его товарища Филиппа Меланхтона и его учеников стало более основательной попыткой экуменического сближения, нашедшего выражение в том числе в переписке Меланхтона с патриархом Константинопольским Иоасафом II. В письме к патриарху Меланхтон дипломатично утверждал, что он и другие реформаторы принимают учение «Афанасия, Василия, Григория, Епифания, Феодорита и Иринея». Но первый официальный обмен мнениями между Православной Церковью и лютеранами состоялся в 1573 году, когда делегация тюбингенских теологов, возглавляемая Я. Андреа и М. Круциусом, прибыла в Константинополь и вручила патриарху Иеремии II копию «Аугсбургского Исповедания», переведенную на греческий язык. Меланхтон полагал, что в «Исповедании» не будут найдены противоречия со «святыми Писаниями, как пророческими, так и апостольскими, а также с догматическими канонами святых Соборов и учением ваших Отцов». Несомненно, лютеране надеялись инициировать среди греков нечто подобное Реформации. Довольно наивно об этой инициативе писал М. Круциус: «Если они хотят позаботиться о вечном спасении своих душ, они должны присоединиться к нам и принять наше учение – или же навеки погибнуть!». Однако Иеремия в трёх «Ответах» (1576, 1579 и 1581 г.г.) тюбингенским богословам выразил твёрдую приверженность традиционным православным воззрениям. На первые два письма лютеране ответили, но в третьем письме патриарх сам положил конец переписке, чувствуя, что она зашла в тупик: "Идите своим путём и больше не пишите на темы вероучения; а если будете писать, то пишите только ради дружбы».
Сам эпизод несостоявшегося диалога ясно показывает отсутствие в те времена подлинного общего языка. Иеремия II, вероятно, видел в протестантстве внутренний раскол Западной Церкви и не знал сущности вопросов, которые послужили причиной его выхода из ограды Римской Церкви. В XVI веке Иеремия был совершенно неспособен к согласованному взгляду на всю проблему. Переписка с тюбингенскими богословами показала ему только то, что Реформация не была возвратом к Православию, и он прекратил диалог, к которому он не был подготовлен. Весь этот эпизод свидетельствует об интересе реформаторов к Православной церкви. Лишь в следующем веке, изучив «Аугсбургское Исповедание», патриарх Константинопольский Иеремия, одобрив триадологию лютеран и возражая против пунктов об оправдании верой и о роли эпиклезы в освящении евхаристии, заявил, что «кафолическая Церковь требует веры живой, свидетельствующей о себе добрыми делами»
Интересно, как в послании патриарха Константинопольского Иеремии II к тюбингенским богословам, в качестве ответа на 13 пункт «Аугсбургского Исповедания» веры («О таинствах»), вместо ожидаемого изложения вопроса о таинствах Православной Церкви, содержится описание и краткое толкование на важнейшую часть православного богослужения, на Божественную Литургию. В этом описании патриарх концентрируется на Евхаристии. Примечательно, что патриарх отказывается от определения Таинств, а заменяет это объяснение описанием способа совершения Таинства. Для него не существовало «таинства» как отвлечённого понятия, которое можно формулировать. Кроме того, существенное отличие лютеранской Евхаристии от Православной заключено в том, что лютеранскому таинству не усваивается значения жертвы, потому что подлинная жертва Иисуса Христа была произведена единожды и на века, и она не может повториться, ибо повторное её совершение умаляет достоинство подвига Спасителя.
Рубежом официального взаимного признания Русской Церкви и немецких лютеран стал 1959 год, когда состоялись «Арнольдсхаймские собеседования», обстоятельный богословский диалог. До 1992 года, поочередно в обеих странах, были проведены около двух десятков подобных встреч. В результате обеими сторонами было констатировано действительное согласие как в вопросе о своей нерушимой связи со Священным Писанием, так и в признании важнейшего значения церковного Предания. Вроде бы преодолевались отчужденность и семантические трудности конфессионального богословского языка, неравнозначность некоторых коренных понятий, начиная с категории веры, приходило более глубокое взаимное проникновение в своеобразие проповедей и всей обрядовой стороны. Естественно, что остались нерешёнными целые обширные богословские комплексы, в том числе и вопрос теологической трактовки Таинства Евхаристии.
В конце 2000г. в связи с эпохальным юбилеем Русская Церковь и лютеране выступили с торжественным заявлением о единстве Церкви как исторической задаче. Архиерейский собор РПЦ утвердил основные принципы отношения к инославию, подвел общие итоги экуменического диалога и наметил его определенные характеристики, во имя блаженного единства во Христе. Но провозглашение великой цели выявило и фундаментальное различие в путях её достижения и толковании самой её сущности. Конечно, Русская Церковь занимает весьма твёрдую позицию, не предполагающую уступок. Документ Юбилейного Архиерейского Собора гласит: «Православная церковь есть истинная Церковь, в которой неповреждённо сохраняется Священное Предание и полнота спасительной благодати Божьей». Следовательно, восстановление изначального единства мыслится в основном как приобщение к ней остальных христианских сообществ. Между тем, Лютеранская Церковь исходит из модели теологического «примирённого многообразия», в соответствии с которой Церквам уже сейчас следовало бы, опираясь на примерные совпадения в существенных вероучительных истинах и ясном осознании сохраняющихся расхождений, признать друг друга Церквами-сёстрами: «Мы признаем общность в вере, несмотря на все конфессиональные разномыслия и разделения; на основе Крещения и Триединого Бога все мы есть члены одной Церкви». Архиерейский собор Русской Церкви концепцию «примиренного многообразия»отклонил. Архиепископ Лонгин Клинский, представитель Московского Патриархата Русской Православной Церкви в ФРГ, сформулировал итоговую позицию РПЦ следующим образом: «…вовсе нет нужды в том, чтобы Церкви стремились к искусственному воссоединению. Богатство и сила Церквей не в униформированности и единообразии, а в прочной укоренённости в собственной традиции, во взаимоуважении и в осознании своего долга – с полной серьёзностью продолжать поиски единства первых веков христианства». Но невозможность (иначе, чем в отношениях частных лиц или политиков) достичь в обозримом будущем вероисповедального единства путем уступок и компромиссов в целом не подрывает уже установившиеся диалоги, многообразные по формам повседневные взаимодействия (систематические личные контакты, обмен опытом благотворительной диаконической деятельности, стажировки студентов-богословов и пр.). Таким образом, пространство для диалога либо конструктивных дискуссий между традициями остаётся.
На основании публикаций в интернете
,